Что говорить, если даже подпрыгивающий в рюкзаке портсигар (нечисть все никак не могла устроиться поудобнее), вдруг затих, когда я устроился на переднем сиденье. Ткач по-хозяйски взял у меня вещи, а потом небрежно бросил назад.

— Чего на Слово не убрал? — спросил он, затягиваясь.

— Мне говорили, что лучше не перегружать Слово. И вообще не использовать хист там, где можно обойтись без него, — ответил я, пристегиваясь.

— Правильно говорили, — согласился Ткач. — Рубежники, какими бы могучими не казались, все-таки люди. И часто забывают, что сила с ними не на всю жизнь. Есть время, когда можно разбрасывать камни, но потом обязательно настанет черед из собирать.

— Не нравится он мне, сс… Прям веет от него болезнью, — прошипела Лихо.

Не знаю, а по мне, Ткач был нормальным мужиком. Насколько это вообще можно ожидать от кощея на службе у Великого Князя. Я именно сейчас даже понял, что с тем же Врановым он попросту не мог поступить по-другому. У него был приказ, который нужно выполнить. Что, конечно, не делало убийство чем-то иным.

Что мне не понравилось, так это манера Михаила водить. Даже с моего СНТ он вылетел как ошпаренный. Будто за нами гналась вся нечисть Выборга. А дорога тут была так себе. Вообще, я бы не удивился, повернись он сейчас ко мне и скажи: «Там, куда мы отправляемся, Мотя, дороги не нужны». А «Рейндж» после этого взлетел и устремился к Питеру.

Но нет, Ткача вполне устраивало, что внедорожник летел по дороге. Причем так, словно целью Михаила стояло испытать на прочность машину и собрать ачивку из нарушенных ПДД. Я пожалел, что тут ремень обычный, а не крест-накрест, как в гоночных авто. И даже от иконок на торпеде бы не отказался, хотя всегда считал их необязательным элементом дизайна.

А еще подумал, что в следующий раз, когда какой-нибудь лихач подрежет меня или выкинет что-нибудь веселое, я его не стану ругать. Вполне вероятно, что он окажется одним из «наших». Поэтому вместо обычного мата я прокричу: «Ах ты, рубежник штопанный!».

Забавнее даже другое, как только мы выехали на трассу, меня вырубило. Вроде как раз именно сейчас расслабляться было никак нельзя. Рядом кощей, который не нравится Лихо (хотя, кто ей вообще нравится?), да к тому же мы летим, всеми силами пытаясь стать дополнительным бампером на встречных фурах, а глаза сами собой закрылись. А проснулся только, когда мы уже неслись вдоль шумозащитных экранов Западного скоростного диаметра. Ничего себе, получается, я не меньше часа проспал?

Вот люблю такие телепорты, когда сам не за рулем. Раньше еще хорошо работало с пивом. Выпиваешь пару бутылок, заваливаешься в автобус и вот тебя уже расталкивает недовольный водитель в Выборге. Красота!

Что еще интереснее, Ткач будто выполнил задачу на сегодня по скоростному и хамоватому воздению. И по тому же Приморскому проспекту ехал уже спокойно, не стараясь прыгать из полосы в полосу. А я смотрел в окно на Питер.

Многие не понимают, что второго такого города в России нет. Потому что Санкт-Петербург очень разный. Для кого-то — это исключительно Эрмитаж, Русский музей и Спас на крови, для других состоящее словно из одних дворов Жмурино-Мурино, для третьих — перманентные пробки Красносельского и Кировского районов.

Для меня Питер был смесью всего и сразу. Учился я когда-то возле Екатерингофа, жил в общаге неподалеку от набережной Пряжки, а пил в студенчестве… да где я только не пил. Даже неудивительно, что завалил вторую сессию. Это сейчас, после армейки и смерти бабушки мозгов прибавилось. А тогда вырвался ребенок в большой город и ушел в отрыв. К сожалению, картина совсем не редкая. Не знаю, может, если бы мне запрещали поменьше до поступления, так бы резьбу и не сорвало?

А еще я заметил, что Питер изменился. Нет, на прежнем месте стояли дома, так же ужасно вели себя водители на дорогах, накрапывал генеральный спонсор города — балтийский дождик. Однако теперь дворы смотрели на меня не призывно приглашая выпить, а будто кутались в каменные складки одежд, пытаясь сохранить свои тайны.

Самое главное, конечно, это нечисть. Ее было столько, что даже глазах рябило. Проносились кучей чумазые черти; чинно ходили по улицам, увешанные множеством пакетов и свертков, домовые; бежала за каким-то бесом огневица — пожилая женщина с ослепительно-рыжими волосами — пытаясь с тем поговорить; сидели возле перекрестка похожие на перекати-поле крохотные шиши; в ближайшем парке ворковали две ногай-птицы; почти бесплотной тенью брел по мостовой жирдяй; с наглой рожей сидел на парапете гнетко.

Я не успевал замечать всех существ рубежного мира — столько их было здесь. Даже глаза разбегались. О них я читал в тетради и не думая встретить. И вот ведь, ходят, живут, делами какими-то своими занимаются. И что самое интересное, они здесь всегда были. Даже когда я учился. А ведь чужане ничего не замечают.

— Матвей, за тобой никто следить не должен был? — неожиданно спросил Ткач, сигналя попелюхе.

Старуха с синюшным лицом встрепенулась, а завидев кощея и вовсе побежала к тротуару, раскидывая в стороны толстые ноги. Забавно, что случайному зеваке могло показаться, будто водитель «Рейнджа» сигналит зазевавшейся девушке на «Кии» перед ним.

— Вроде нет, — пожал я плечами.

На самом деле за мной мог следить кто угодно, претендентов хоть отбавляй. Вот только едва ли кому-то в здравом уме придет в голову это делать, когда рядом кощей. Да еще имеющий самое прямое отношение к Великому Князю.

— А что, вы заметили что-то необычное?

— Да ничего необычного, — отозвался Ткач. — Все предельно ясно. Сначала от Выборга вели, но недолго, потом по трассе. Причем, как я не петлял, как не гнал, оторваться не получилось.

Я посмотрел в панорамную крышу и разглядел крошечную точку прямо над нами. Слишком большую для птицы и слишком маленькую для вертолета. Короче, у меня есть две новости. Хорошая — я знаю, кто за нами следит. Плохая — сирин оказалась нечистью слова. Сказала, что мы скоро встретимся и решила сдержать обещание. Поперлась вот за мной в Питер. Интересно, что ей от меня надо?

Нет, догадка была. И от нее у меня выступил холодный пот, а волосы встали дыбом по всему телу. Вот только преданной поклонницы с легким психическим расстройством мне не хватало. А ведь она свою любовь явно как-то проявлять начнет.

Мы тем временем проехали Петровский фарватер и судя по тому, что не отправились вдоль Набережной, а углубились в Ваську, остров покидать не собирались. Интересно, очень интересно.

Что еще любопытно, Васильевский остров я любил особой любовью. Именно здесь я по странному стечению обстоятельств чаще всего попадал в неприятности, получал по лицу, один раз меня даже грабили, хотя денег больших с собой не было. Однако никакого негатива к Ваське я не испытывал. Эти прямые линии вместо улиц, длинные доходные дома и редкая зелень крохотных парков имела какое-то свое, особое очарование.

Наверное, это можно было даже сравнить с первой любовью. Возможно, девушка странная, не самая уравновешенная, но ты все равно вспоминаешь ее с какой-то нежностью. Потому что такого уже точно (и слава Богу) не повторится.

Ткач проехал почти всю Ваську по Наличной. И только тогда сказал, куда мы направляемся. Все это время я сидел с собственным телефоном, чувствуя себя пассажиром такси с легкой паранойей, которого везет здоровенный молчаливый водила, не разговаривающий по-русски. То есть, как обычный пассажир эконома.

— Мы в особняк Брусницыных, — сказал кощей. — Его Величество останавливается там, когда приезжает в Санкт-Петербург. Сначала туда заедем, а потом я тебя в комнаты отвезу.

Вот ведь, в комнаты! Тоже мне, питерский. Представилось что-то очень маленькое, неуютное и бедное. Ну да ладно, я не в том положении, чтобы диктовать условия.

Что самое забавное, возле особняка Брусницыных я был. Через дорогу от него находился Скобский дворец, в котором мне приходилось пару раз бывать у товарищей. Дворцом его назвали, конечно, в насмешку. На деле это было здоровенное пятиэтажное здание, расположенной буквой Г на самом отшибе. Дальше промзона, да и вообще ничего примечательного. Даже удивительно, что Великий Князь решил остановиться в этих местах. С другой стороны, почему бы и нет. Вот как раз тут ты меньше всего привлечешь внимания.